Я родился и вырос на Западной Украине, в городе Львове. У меня там покоятся отец и мама. И бабушка, Пелагея Петровна Рябинина — неграмотная белорусская крестьянка, родившая четырнадцать детей и воспитавшая во время войны меня. Мне никогда больше не увидеть их могил. Никогда… Потому что мне восемьдесят четвёртый год. Из них шестьдесят два я живу в Чите. По профессии я геолог. В двадцать два года впервые приехал в Читу и был направлен на учебную практику на Удокан. Там же проходил и остальные две практики. С первого взгляда влюбился в эти края так, как умеют влюбляться юноши, раз и навсегда. В 1965 году я был принят на работу в Удоканскую геологоразведочную экспедицию и за почти шестьдесят лет с молотком и рюкзаком объездил практически всё Забайкалье.
Западная Украина во главе с моим родным городом Львовом была в послевоенное время основным гнездом бандеровского движения, выросшего на фашистских дрожжах. В этом очерке я хочу рассказать о своём отце, как он в таких условиях стал убеждённым большевиком, коммунистом и в течение почти двадцати лет вёл запрещаемую польским правительством агитацию, борьбу за полное социальное и национальное освобождение своей страны от зарождающегося там фашизма, разоблачал предательскую политику местной социал-демократии.
Судилище в фашистской Польше
Апрельским утром 1934 года необычно многолюдными были ранее тихие улицы Луцка — маленького провинциального городка, затерянного среди полей и лесов Западной Украины. За шестнадцать лет польской оккупации старые покосившиеся домишки — жалкие хибарки бедноты, и немногочисленные хоромы власть имущих повидали многое и о многом могли бы рассказать.
Основной достопримечательностью города было мрачное каменное здание тюрьмы, находившееся на окраине, на высоком берегу реки Стырь. В городе привыкли к молчаливым процессиям заключённых, направлявшихся под конвоем из тюрьмы в суд и оттуда снова в тюрьму, чтобы исчезнуть в ней на долгие годы. Жители Луцка не удивлялись, воспринимая это как обычное явление. Но сегодня на улицах было необычно многолюдно. Обыватели о чём-то шептались, волновались, опасливо посматривая по сторонам. На всех углах и перекрёстках напряжённо застыли полицейские, сжимавшие в руках резиновые палки.
По узким пыльным улицам двигалась процессия. Пятьдесят шесть человек, закованных в кандалы. Пятьдесят шесть живых трупов, окружённых сотней охранников, шли в здание суда. Усталая поступь, лихорадочно горящие глаза. Истощённые лёгкие жадно вдыхали непривычный опьяняющий воздух. Кто эти люди? Откуда они?
Об этих узниках уже три месяца говорила не только вся Западная Украина и Польша. Прогрессивная пресса Европы и Советской Украины писала о нечеловеческих пытках, которым подвергали этих людей в луцкой тюрьме. На суд прибыли многочисленные корреспонденты со всей Европы. А как же! Такая сенсация! Судят полный состав политбюро и окружных комитетов подпольной Компартии Западной Украины! Такого суда в истории страны ещё не было.
Их брали в течение суток по списку, составленному всего одним предателем. И в этом списке был мой отец — Николай Иванович Павлык. Со всех концов Западной Украины свозили арестованных в Луцк: из Львова, Тернополя, Борислава, Перемышля, Станислава. Ведь в тиши глухой провинции не так слышны крики и стоны истязаемых жертв. За короткое время необходимо было подготовить материал для судебного следствия. Развернулась лихорадочная работа по подготовке обвинения, сбору «доказательств», поиску «свидетелей»… День и ночь шли допросы, сопровождавшиеся избиениями. Уже к весне 1934 года весть о зверских пытках, которым их подвергали, просочилась сквозь тюремные стены и облетела весь мир. Итальянский журналист Чезаре Сантаро, находившийся в то время в Луцке, в своей статье, написанной для Лиги наций, сообщал, что «факты пыток настолько ужасны, что их нельзя передать в печати».
Фото из семейного архива. 1916 год. Николай Павлык — сержант австрийской армии
Но с обвинительным заключением не ладилось. Не хватало признательных показаний, недостаточно было свидетелей и, самое главное, были не известны фамилии основных руководителей центрального комитета. Пятьдесят шесть человек молчали, постепенно превращаясь в калек. Польская охранка (дефензива) всегда славилась своей жестокостью. Богатый арсенал пыток царской охранки России, невозмутимое хладнокровие германской полиции, вековой опыт австрийской жандармерии слились воедино и на благоприятной почве польского фашизма расцвели пышным цветом.
Для защиты обвиняемых на суд прибыли адвокаты Международной организации помощи заключённым, которые после встречи с ними заявили, что несколько человек стали инвалидами и некоторые из них не проживут и года. Шесть человек, не перенесших истязаний, потеряли рассудок. Многие, в том числе и мой отец, стали полностью седыми.
В середине марта на волю просочилось известие, что замучен и погиб от пыток один из заключенных — Николай Павлык. В это же время волны реки Стырь прибили к берегу изуродованный труп. Из Львова в Луцк привезли отца Николая Ивана Ивановича, который не совсем уверенно, но всё же опознал в погибшем своего сына. И уже через неделю в столице советской Украины Харькове в газете «Коммунист» — органе ЦК Компартии (большевиков) Украины — был опубликован некролог «На удар ответим ударом», и ниже в траурной рамке «Тов. Николай Павлык (Олек)»:
«Кровавые собаки Пилсудского вырвали из наших рядов одного из лучших борцов за пролетарскую революцию, секретаря ЦК КПЗУ тов. Николая Павлыка (Олека). Его жестоко пытали в Луцке на Волыни в фашистской тюрьме. Физический исполнитель этого убийства — комиссар Луцкой тюрьмы палач Заремба. В лице тов. Олека наша партия, рабочий класс Западной Украины потеряли одного из преданнейших своих сыновей, борцов за социальное и национальное освобождение. Мы потеряли коммуниста-большевика, сына своего класса, одного из руководителей борьбы на территории Западной Украины». Далее в некрологе были приведены все данные о жизни и борьбе отца.
В действительности произошла ошибка — Николай Павлык был жив и находился в это время без сознания в тюремном лазарете, а не выдержал пыток и погиб его товарищ — Степан Бойко. Но следователям больше ничего и не надо было — материал некролога послужил основой обвинения. И тогда товарищи поручили Павлыку выступить на суде от их имени, рассказать о программе Компартии Западной Украины, сообщить о пытках, которым они подвергались.
По расчётам судей, процесс должен был закончиться за три дня. Но длился он две с половиной недели. Выступавших заключённых перебивали, не давая говорить, выводили из зала. Когда Николай Павлык сообщил, что в тюрьме зверски замучен их товарищ Степан Бойко, все пятьдесят пять человек встали и запели «Вы жертвою пали…». По распоряжению судьи полицейские тут же в зале суда набросились на заключённых и начали избивать их резиновыми дубинками. Адвокаты пытались заслонить обвиняемых. Досталось и им. По решению судьи все обвиняемые были помещены на семь дней в одиночные карцеры. Через неделю процесс возобновился, но в поведении судей ничего не изменилось. Одного за другим выступавших лишали слова, избивали, выбрасывали из зала суда.
И вот последний день процесса. Слово предоставляется Николаю Павлыку. Своё выступление он начал так: «Есть в мире города музеев, города театров, города небоскрёбов, города церквей и костёлов. Луцк тоже завоевал мировую славу. Луцк – это город пыток. Считаю необходимым сказать здесь то, что подсказывает мне революционный долг. Рассказать о своей работе, осудить фашистские методы ведения следствия, разоблачить предательскую политику социал-демократии, провозгласить лозунги коммунистической партии». За время получасового выступления отца прерывали пятнадцать раз, пытались лишить слова и, в конце концов, силой вывели из зала.
Широкая кампания протеста против изуверских пыток политических заключённых охватила без преувеличения весь прогрессивный мир. Десятки собраний, митингов и демонстраций состоялись во многих городах США, Канады и Европы. В Нью-Йорке, Париже, Стокгольме и других столицах у посольств Польши собирались толпы протестующих. Сотни резолюций и писем засыпали суд. Всё это заставило фашистский суд пойти на некоторое смягчение приговора. Вместо вечной каторги и пятнадцатилетнего заключения, как этого требовал прокурор, суд ограничился восемью годами тюремного заключения. Четырнадцать обвиняемых, в том числе и мой отец, были приговорены к восьми годам каторжных работ и десяти годам поражения в правах.
«Приговоры будут суровые – это для нас не подлежит ни малейшему сомнению. Но всё это ничего не значит. Ни на секунду никто из нас не теряет веры в силы пролетариата, в пролетарскую революцию. Вы распоряжаетесь не своим временем – в этом наше отношение к приговору», говорил в своём выступлении один из заключённых.
Так кто же такой Николай Павлык?
Скупые строчки свидетельства о рождении и крещении сообщают: «Приходская канцелярия греко-католической церкви им. Св. Прасковьи в с.Журавица Перемышельского уезда Львовского воеводства Польской республики удостоверяет, что в метрических книгах имеется следующая запись. 13 апреля 1896 года родился, а 18 апреля был крещён и миропомазан законнорождённый мальчик Николай. Родители: отец Иван Павлык (сын Ивана, сторожа железной дороги и Юлии, рождённой Гавриляк), мать Мария (дочь Григория Дудко и Прасковьи, земледельцы)».
В 1911 году, не закончив четвёртый класс гимназии в городе Перемышель, отец поступил на работу на машиноремонтный завод учеником и в 1915 году получил квалификацию токаря-инструментальщика. Шла Первая мировая война и в июле этого же года его мобилизовали в австрийскую армию, в которой он служил до 1918 года сержантом железнодорожного батальона. В 1918 году отец впервые принял участие в национально-освободительном движении в рядах Украинской Галицкой армии и присоединился к её формирующимся частям.
А в 1919 году он с частью своего батальона перешёл линию фронта по реке Збруч, влившись в части Красной армии, и был направлен на фронт, где принимал участие в боях против белополяков армии Пилсудского.
В районе города Бердичев он был тяжело ранен осколком шрапнели в голову, в бессознательном состоянии попал в плен к белополякам и отправлен в тыловой госпиталь, где заодно переболел и сыпным тифом. В августе 1920 года после госпиталя был демобилизован и вернулся домой в Перемышель. Работал токарем на металлургических и нефтеперегонных заводах Польши. Именно с этого момента начинается его постоянное участие в профсоюзном и революционном движении. В 1923 году, работая на вагоностроительном заводе, отец был принят в ряды Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ).
В 1924 году по заданию партии он издаёт легальный еженедельник «Профсоюзная жизнь» и в июне 1925 года организует первую в истории Западной Украины политическую забастовку, за что был арестован и находился в тюрьме до февраля 1926 года. Весной 1927-го за организацию первомайской демонстрации он арестован вторично и четыре месяца находился в тюрьме. В октябре 1927 года партия выдвигает отца секретарём Перемышельского и Стрийского окружных комитетов, а в мае 1928 года он становится делегатом III съезда Компартии Украины, который проходил в Харькове — тогдашней её столице.
Дорога в СССР была сложной, через Гамбург, далее по фальшивому паспорту — в Ригу, затем пароходом в Ленинград. Потом были Москва, Харьков, экскурсия с делегатами съезда в Запорожье на строящуюся ГЭС. Это была первая встреча со Страной Советов, которая потрясла его и оставила неизгладимые впечатления на всю жизнь. На съезде отец выступал с отчётом о работе КПЗУ. Для конспирации выступал под псевдонимом и при полностью выключенном электроосвещении. На этом съезде отец был избран в состав ЦК КПЗУ. Потом были двухмесячные партийные курсы в Киеве. Именно там он и познакомился с белорусской девушкой Улей Рябининой, работавшей няней в одной богатой семье. Знакомство это переросло в любовь на долгие пятьдесят лет.
В октябре 1928 года Николай Павлык вместе с несколькими членами Центрального комитета вновь был арестован и находился в тюрьме до августа 1929 года. На пленуме ЦК в октябре этого же года его назначили инструктором ЦК по промышленным округам Западной Украины, а в начале 1930 года – членом Секретариата ЦК КПЗУ. В сентябре 1930 года на IV Пленуме ЦК КПЗУ он был избран Первым секретарем ЦК КПЗУ. В период с августа 1929-го по ноябрь 1930 года он арестовывался ещё дважды, но из-за отсутствия улик через несколько недель освобождён. И только в ноябре 1930 года польская охранка при помощи провокатора сумела арестовать практически весь руководящий состав ЦК КПЗУ. Начался Луцкий процесс «Пятидесяти шести».
Сначала политзаключенных хотели использовать на каторжных работах при строительстве верфи в порту города Щецин на Балтике. Но подорванное пытками здоровье не позволяло использовать их на тяжёлых физических работах. И тогда их поместили в камеры-одиночки тюрьмы города Вронки. Позже отец писал:
«Начались бесконечные дни испытаний одиночеством. Всё было построено так, чтобы изолировать человека от общества, убить все ощущения, ослабить волю и выдержку. Всё пространство – три шага в длину, полтора в ширину. Лёгким не хватает воздуха. От холода сводит руки и ноги. А ты в одном белье, потому что договорились с товарищами тюремную одежду в знак протеста не одевать. Вокруг всё серо. И приходится напрягать память, чтобы вспомнить, что кроме чёрного и серого существуют и другие цвета».
В это время старая Европа бурлила — на улицы её городов вылились многолюдные демонстрации протеста студентов, рабочих и прогрессивной интеллигенции с лозунгами «Свободу заключённым Луцка», «Свободу Павлыку и его товарищам». Напуганное этими выступлениями правительство Польши вынуждено было пойти на уступки. И в 1937 году политзаключенным была объявлена амнистия.
После выхода из тюрьмы отец почти два года был безработным — ни одно предприятие не принимало его на работу. Здоровье было сильно подорвано. Как расконспирированный, он потерял все связи с руководством Компартии и не мог принимать активное участие в революционном движении. Продолжалась непрерывная слежка за каждым его шагом. Зарабатывать на жизнь пришлось мелкой розничной торговлей.
Фото из семейного архива. 1939 год. Львов. После присоединения Западной Украины к УССР.
Накануне, во время и после войны
В 1939 году после присоединения Западных областей Украины в состав СССР Николай Павлык работает на Львовском нефтеперегонном заводе начальником металлического цеха. С сентября 1940 года по март 1941-го он участник шестимесячных курсов Наркомнефти СССР в Москве, которые заканчивает с отличием. В начале 1940 года его принимают в члены ВКП(б).
С началом Великой Отечественной войны отец с семьёй не успевает эвакуироваться, настолько скоротечной была оккупация Львова. Учитывая, что все материалы польской охранки унаследовало гестапо, пребывание его на легальном положении становится опасным. Под чужими документами он арендует, а позже выкупает магазин хозяйственных товаров в центре города, который почти на два с половиной года становится надёжной явкой и складом листовок и литературы борющейся подпольной организации «Народная гвардия им. Ивана Франко».
Первое время ему помогает моя мама – Ульяна Алексеевна. Но через некоторое время он отправляет нас к родственникам в глубину Карпат. В начале 1944 года гестапо вышло на некоторых участников подполья. Начались повальные аресты. Уцелевшая часть, в том числе и мой отец, уходят в подполье в полном понимании этого слова – продолжают борьбу из многокилометровых львовских катакомб.
После освобождения Львова от фашистских оккупантов отец переходит на партийно-хозяйственную работу – становится председателем райисполкома в одном из городских районов, затем работает в горисполкоме и облисполкоме, одновременно учится на девятимесячных курсах в облпартшколе. Осенью 1946 года возвращавшийся с работы Николай Павлык в подъезде своего дома подвергается нападению двух бандеровцев, которые, выполняя задание Организации Украинских националистов (ОУН), должны были его убить. Но отец из пистолета, с которым не расставался всё это время, тяжело ранил одного из нападавших, второй же сумел скрыться.
В начале 1948 года Л.М.Каганович – в то время 1-ый секретарь и член Политбюро ЦК КП(б) Украины — выступил на пленуме с докладом, в котором обвинил всю Компартию Западной Украины в троцкистско-зиновьевском уклоне, националистической пропаганде и измене идеалам мирового коммунистического движения. Начались аресты бывших членов КПЗУ, которых после короткого суда отправили по этапу в Норильск на строительство металлургических комбинатов. Друзья отца исчезают один за другим. Осенью 1950 года наступает и его очередь. 11 сентября утром его забирают из рабочего кабинета. В это время у нас на квартире идёт обыск. На следующий день Областной комитет исключает его из партии. Но огромный авторитет отца среди жителей Львова не позволил, видимо, властям предъявить ему политические обвинения. Ему вменяется в вину выдача квартир отдельным гражданам якобы за взятки. Начинается следствие, которое продолжалось почти два года. И наконец – суд. Тщательное судебное разбирательство и блестящая защита приехавшего из Польши адвоката, старого польского коммуниста, специально направленного ЦК Компартии Польши на процесс, и обвинение рассыпалось в прах. Приговор судебной коллегии от 14 августа 1952 года гласил: «Подсудимого Павлыка Николая Ивановича по статье 97 и 105 УК УССР по суду оправдать за недостаточностью предъявленных ему улик».
С августа 1952 года до конца 1954 года отец практически не может найти работу. За это время ему предлагают трудиться заведующим ларьком по приёмке утильсырья, техруком маленькой артели, выпускающей ширпотреб. С начала 1955 и до конца 1956 года он работает директором кинотеатра на окраине города. Все это время он пишет заявления и шлёт письма руководителям Львовского обкома партии, в ЦК компартии Украины на имя Л.М.Кагановича, в ЦК КПСС на имя Н.С.Хрущёва, в комитет партийного контроля при ЦК КПСС на имя Н.М. Шверника с просьбой восстановить его в партии.
В начале 1957 года дело отца пересматривается, его полностью реабилитируют и восстанавливают в партии.
Фото из семейного архива. 1976 год. Львов. Персональный пенсионер.
Непродолжительное время он работает инструктором Львовского обкома партии и в возрасте шестидесяти трёх лет становится персональным пенсионером республиканского значения. Лечит своё вконец расшатанное здоровье, часто выступает перед молодёжью в школах и институтах, публикуется в газетах и журналах с воспоминаниями. Но не может он жить без работы. И облисполком назначает его на должность заведующего ЗАГСом Львовской области. Отец тогда шутил: «Хорошая должность у меня. Те, кто родился, ещё жаловаться на меня не могут. Те, кто умер – уже не могут. Ну а новобрачным – не до жалоб». В июле 1977 года после двух инсультов Николая Ивановича Павлыка не стало.
С того дня прошло более сорока пяти лет. Нет уже Советского Союза, нет и КПСС. Моя Украина сейчас уже не только заграница, где в почёте те, кто с гордостью называет себя «потомками Бандеры», где запрещены все пролетарские праздники, в том числе священный для нас День Победы. Уже два года на её территории проводится специальная военная операция, основные цели которой полные денацификация и демилитаризация страны.
И часто теперь посещает меня кощунственная мысль — как хорошо, что мои родители не дожили до этого времени! Вспоминая своего отца, поражаюсь, что он оставался убеждённым коммунистом, не позволив себе ни разу усомниться в недостатках той системы, которая судила и убивала его товарищей. Это было одним из противоречий непостижимой для многих системы советского воспитания. Теряя своих друзей, эти люди продолжали верить в саму систему и её ценности, полагая, что это досадный сбой в её функционировании.
Много лет спустя дети и внуки назовут это фанатизмом, оправдывая своих отцов и дедов отсутствием информации, незнанием реального положения дел. Но это было не так. Среди них были и те, кто обладал в полной мере информацией. И они продолжали верить, не давая возможности хоть малейшим сомнениям поколебать эту убеждённость. Именно такие люди шли по тонкому льду Кронштадта, подавляя мятеж восставших матросов. Именно они горели в паровозных топках и гибли в песках от пуль басмачей. Именно они в сороковые приняли на себя весь страшный удар чудовищной фашистской машины, выстояли и победили. Именно они восстанавливали народное хозяйство страны. А годы спустя, воспитанные ими дети и внуки отправлялись на строительство БАМа и КАМАЗа…
Людям всегда нужны идеалы, без которых жизнь кажется пресной и скучной.
Владимир Павлык.
